«Замечательно сделано», — подумал я. В закрытом состоянии создавалось впечатление, что дно и стенки шкатулки составляли одно целое, настолько хорошо все было подогнано. Испытывая огромное любопытство, я посмотрел, что Гревил прятал в этом хитроумном тайничке. Не рассчитывая найти бриллиантов, я извлек оттуда два потертых замшевых мешочка с завязками, подобные тем, какие обычно выдают в ювелирных магазинах; напечатанное на них имя ювелира было едва различимо.

К моему величайшему разочарованию, оба мешочка оказались пустыми. Запихнув их назад, я закрыл шкатулку и поставил ее на стол возле телефона, где она и простояла весь вечер — разгаданная, но не принесшая удовлетворения тайна.

Лишь перед самым сном словно что-то сработало у меня в голове, едва уловимая мысль вдруг приняла отчетливую форму. Напечатанное золотом имя — ван Экерен. Вероятно, стоит еще раз взглянуть на замшевые мешочки с именем ювелира.

Открыв шкатулку, я вновь вытащил оттуда мешочки и по полустертым, едва различимым буквам прочел полное имя и адрес:

Якоб ван Экерен

Пеликанстраат, 70

Антверпен.

«В Антверпене должно быть с десяток тысяч ювелиров, — подумал я. — Мешочки выглядят далеко не новыми — по крайней мере, им не несколько недель. И все-таки лучше выяснить».

Оставив себе один из мешочков, я положил другой назад в шкатулку и закрыл ее, а утром отвез свою невзрачную находку в Лондон и через международную справочную узнал телефон Якоба ван Экерена.

Из Антверпена мне ответили то ли по-голландски, то ли по-фламандски, и я попробовал объясниться на французском:

— Je veux parler avec monsieur Jacob van Ekeren, s'il vous plait [6] .

— Ne quittez pas [7] .

Я подождал, как мне было предложено, и другой голос мне ответил уже на французском, в котором мои познания были весьма ограниченны.

— Monsieur van Ekeren n'est pas ici maintenant, monsieur [8] .

— Parlez-vous anglais? [9]  — спросил я. — Я говорю из Англии.

— Attendez [10] .

Подождав еще немного, я наконец с облегчением услышал, как на чисто английском меня спросили, чем мне могут помочь.

Я объяснил, что звоню из Лондона, из компании «Саксони Фрэнклин лимитед», занимающейся импортом драгоценных камней.

— Чем можем быть вам полезны? — любезно и беспристрастно спросил меня мужской голос.

— Вы занимаетесь шлифовкой необработанных бриллиантов? — напрямик поинтересовался я.

— Да, разумеется, — ответили мне. — Однако для того чтобы стать нашим клиентом, вам необходимо представить рекомендательные письма и поручительства.

— Гм... А разве «Саксони Фрэнклин лимитед» уже не является вашим клиентом? — спросил я. — Или, может быть, Гревил Саксони Фрэнклин? У меня очень важное дело.

— Будьте любезны, ваше имя?

— Дерек Фрэнклин. Я — брат Гревила.

— Одну минуту.

Через некоторое время он вернулся и сказал, что скоро перезвонит мне, чтобы дать ответ на мой вопрос.

— Благодарю вас, — сказал я.

— Pas du tout [11] . — Оказывается, он еще и говорил на двух языках.

Положив трубку, я попросил Аннет и Джун, сновавших вокруг меня с деловым видом, поискать в картотеке Гревила имя Якоб ван Экерен.

— Взгляните, может быть, в компьютере есть какое-нибудь упоминание об Антверпене, — добавил я, обращаясь к Джун.

— Опять все эти алмазы!

— Да. Адрес ван Экерена — Пеликанстраат, 70. Аннет сосредоточенно сдвинула брови.

— Это же бельгийский аналог лондонского Хэттон-Гарден, — воскликнула она.

Я не очень обрадовал их своей просьбой, отрывая от повседневной работы, но вскоре Аннет уже сообщила мне, что никакого Якоба ван Экерена в картотеке не значится, однако в офисе имеется информация только шестилетней давности, а более старая документация хранится на складе в подвале. Джун, заскочив в комнату, сказала, что компьютер ничего не выдал ей ни о ван Экерене, ни о Пеликанстраат, ни об Антверпене.

Собственно говоря, в этом не было ничего удивительного. Если бы Гревил хотел, чтобы информация о его операции с алмазами стала всеобщим достоянием в офисе, он бы ничего не скрывал. «Весьма странно, что это не так», — думал я. Был бы на месте Гревила кто-то другой, его можно было подозревать в каких-то махинациях, но, насколько я знал, Гревил всегда вел дела с честью и благородством, о чем свидетельствовали те, похожие на молитву, строки.

Зазвонил телефон, и Аннет взяла трубку.

— "Саксони Фрэнклин", добрый день. Она послушала, что ей ответили.

— Дерек Фрэнклин? Да, одну минуту. Взяв трубку, я услышал все тот же ровный франко-англоговорящий голос из Бельгии. Я нисколько не сомневался, что в перерыве между двумя нашими телефонными разговорами говоривший узнавал наш номер через международную справочную, чтобы удостовериться в том, что я был именно тем человеком, за которого себя выдавал. Ну что ж, разумно. Я бы поступил точно так же.

— Мистер Якоб ван Экерен ушел на пенсию, — сообщил он. — Я его племянник, Ханс. По имеющейся у нас информации, на протяжении последних шести-семи лет мы не имели деловых контактов с вашей фирмой. Однако я не могу вам ничего сказать по поводу того, что было раньше, когда делами ведал мой дядя.

— Понятно, — ответил я. — Не могли бы вы поинтересоваться на этот счет у вашего дяди?

— Пожалуйста, если угодно, — вежливо отозвался он. — Я уже звонил ему домой, но, видите ли, они с тетей уехали до понедельника, и их служанка не знает куда. — Он помолчал. — А не могли бы вы мне сказать, в чем, собственно, дело?

Я объяснил, что мой брат скоропостижно скончался и оставил много незавершенных дел, в которых я пытаюсь разобраться.

— Мне попались название и адрес вашей фирмы. Я сейчас пытаюсь дозвониться всюду, куда можно, чтобы все узнать.

— В понедельник я обязательно поговорю со своим дядей. — В его голосе послышалось сочувствие. — И непременно перезвоню вам.

— Я вам крайне признателен.

— Не стоит благодарности.

«Дядя, — мрачно подумал я, — вряд ли расскажет что-нибудь интересное».

Я пошел и открыл сейф, сказав Аннет, что Просперо Дженксу нужны все шпинели.

— Он говорил, что у нас есть кусок горного хрусталя, похожий на Эйгер.

— На что?

— На горную вершину. Как Монблан.

— Ах да.

Она пошла вдоль рядов коробок и отыскала среди них одну довольно тяжелую, стоявшую в противоположном конце почти в самом низу.

— Вот он, — сказала она, водрузив ее на полку и сняв крышку. — Красота.

Занимавший всю коробку «Эйгер» лежал на боку и имел настолько бугристую основу, что его нельзя было поставить, но, глядя на прозрачные срезы и грани, представляя их сверкающими алмазным блеском в лучах солнца, как задумано Дженксом, можно было не сомневаться, что горный хрусталь составил бы основу фантазии, достойной своего названия.

— Цена нами уже установлена? — спросил я.

— Вдвое больше его стоимости, — бодро сообщила она. — Плюс налог, плюс упаковка и перевозка.

— Он хочет, чтобы ему все передали с посыльным.

Она кивнула.

— Он всегда так просит. Джейсон все перевозит на такси. Предоставьте это мне, я обо всем позабочусь.

— И еще нам надо переложить тот жемчуг, что мы получили вчера.

— Да, конечно.

Она отправилась за жемчугом, а я продолжил то, чем занимался накануне, будучи почти уверен, что мои поиски напрасны, но тем не менее не отказываясь от своих намерений. Аннет вернулась с жемчужинами, которые хоть на этот раз были уложены в пластиковые пакетики с завязками, а не в дурацкие открытые бумажные конверты, и, пока она пересчитывала и складывала новые поступления, я продолжал просматривать старые.