Харли Остермайер сказал, что обед, организованный Йоркским университетом, должен состояться в банкетном зале для членов клуба, расположенном в трибуне. Я показал, как туда пройти, внутренне радуясь, что сегодня вместо обычного свитера решил надеть приличный костюм. «Хотя бы по моему внешнему виду не будет заметно, что я оказался в числе приглашенных на торжество волею случая», — с облегчением думал я.

Там уже собралось некоторое количество людей. Держа в руках бокалы, они увлеченно беседовали возле длинной буфетной стойки, рядом с которой были расставлены столы и стулья. Всю эту часть зала временно отгородили белым решетчатым заборчиком.

— А вот и Найтвуды, — сказал Остермайер. Радостно кудахча, они представили меня высокому седовласому, приятному на вид человеку лет семидесяти, каждая морщинка которого, казалось, источала доброжелательность. Лорд тепло пожал мне руку как другу Остермайеров, с которыми он, похоже, обедал во время своего визита в «альма-матер» Харли — Пенсильванский университет. Харли был спонсором одной из его кафедр и весьма известным человеком в Питтсбурге, Пенсильвания.

Показывая всем своим видом интерес к разговору, я слушал, что творится в мире, и отметил про себя заслуги города Йорка в стремлении поддержать «скаковую индустрию».

— Вы еще не знакомы с моей женой? — рассеянно спросил лорд Найтвуд. — Дорогая, — он коснулся локтя стоявшей к нам спиной женщины, — ты помнишь Харли и Марту Остермайер? А это их друг, Дерек Фрэнклин, о котором я тебе говорил.

С улыбкой повернувшись к Остермайерам, она с готовностью их поприветствовала, а затем протянула мне руку со словами:

— Очень приятно. Я рада, что вы смогли прийти.

— Здравствуйте, леди Найтвуд, — вежливо ответил я.

Она едва заметно улыбнулась мне, демонстрируя свое умение владеть собой.

Женой лорда Найтвуда была Кларисса Уильяме.

Глава 10

Кларисса знала, что увидит меня, — в этом не было сомнений, и если бы она хотела скрыть от меня, кто она такая, то могла бы заблаговременно придумать себе какое-нибудь недомогание.

— Мне кажется, я видела вас по телевизору, когда вы стали победителем «Золотого кубка», — любезно говорила она.

Я вспомнил, как она молниеносно взмахнула этой жуткой кийогой, и ее смятение чувств во вторник, четыре дня назад. Похоже, она не боялась, что я выдам ее. Да и в самом деле, что я мог такого сказать? Лорд Найтвуд, мой брат был любовником вашей жены? Самое подходящее начало для веселого торжества.

Тем временем лорд представлял Остермайеров профессору физики, который, поблескивая глазами, сказал, что, поскольку он единственный, кто по-настоящему увлекается скачками среди профессорско-преподавательского состава, его привлекли к церемонии внесения флага, несмотря на то что на ипподроме оказалось человек пятьдесят студентов, готовых принять участие в этом мероприятии любой ценой.

— Дерек закончил университет, — тут же сказала Марта для поддержания разговора.

Профессорский взор скосился в мою сторону.

— Какой университет?

— Ланкастерский, — коротко ответил я, вызывая тем самым смех. Все сразу же вспомнили длившиеся долгие годы войны Алой и Белой розы между Йорками и Ланкастерами.

— И какое же отделение?

— Независимые исследования. Его внимание резко возросло.

— Что такое независимые исследования? — спросил Харли, видя его заинтересованность.

— Студент сам составляет себе программу и придумывает основную тему, — объяснил профессор. — Такое отделение существует только в Ланкастерском университете, и на него принимают лишь по восемь студентов в год. Слабовольным или слабохарактерным это не под силу.

Найтвуды с Остермайерами молча слушали, и я почувствовал некоторое смущение. «Тогда я еще был молод», — думал я.

— Какую же тему вы себе выбрали? — поинтересовался профессор, теперь уже с любопытством ожидая ответа. — Что-нибудь связанное с лошадьми?

Я покачал головой.

— Нет... э... «Причины и следствия войн».

— Мой дорогой друг, — с теплотой в голосе обратился ко мне лорд Найтвуд, — за обедом вы сядете возле профессора.

Он почтительно удалился, уводя с собой свою супругу и Остермайеров, а оставшийся со мной профессор спросил, что меня привлекает в скачках.

Не знаю, намеренно или случайно Кларисса была на расстоянии, неудобном для беседы со мной на протяжении всего обеда, и я не делал никаких попыток заговорить с ней. Обед фактически закончился во время или сразу после первого забега, несмотря на то что всех приглашали вернуться к чаю. Я провел день за привычным для себя занятием — наблюдая за тем, как лошади разминались, становились на дыбы и состязались в силу своих природных данных. В каждой из них была заложена воля к победе, но у некоторых она выражалась сильнее: чаще всего в яростную борьбу вступали и выходили победителями те, что были подвержены непреодолимым порывам вести за собой дикий табун. Спортивные обозреватели часто называли это боевым духом, однако корни уходили глубже — к генам, к инстинкту, к чему-то первозданному, подобно так легко пробуждаемой в человеке воинственности, явившейся основной причиной войн.

Я не отрицал мысли о том, что благодаря силе инстинкта сражаться и побеждать я стремился к борьбе на скачках, будучи ярым противником смертоубийства. Сублимация — вот как, без сомнения, назвали бы это мудрецы-ученые. Мы с Дейтпамом одинаково примитивно хотели быть победителями.

— О чем вы думаете? — услышал я возле самого своего плеча.

«Я бы узнал ее голос где угодно», — подумал я. Повернувшись, я встретился со спокойным и в то же время несколько встревоженным взглядом леди Найтвуд. Ее светскость безошибочно угадывалась в гладко уложенных волосах, аристократических чертах и стиле одежды, и лишь глаза слегка выдавали пылкую натуру.

— Думаю о лошадях, — ответил я.

— Мне кажется, вы удивлены тем, что я сегодня пришла сюда, хоть и узнала вчера вечером о том, что вы не только приедете на скачки — этого в общем-то можно было ожидать из-за участия Дазн Роузез, — но и будете у нас на обеде...

Она замолчала в некотором замешательстве.

— Я не Гревил. Не думайте, что я такой же, как он, — сказал я.

Она поморгала ресницами.

— Вы чересчур проницательны. — Она немного поразмыслила. — Ну что ж, мне действительно хотелось побыть рядом с вами. Меня это как-то утешает.

Мы стояли возле парапета парадного круга, наблюдая за тем, как участники очередной скачки водили по нему своих лошадей. Забег на приз Йоркского университета должен был быть следующим, а тот, в котором участвовал Дазн Роузез, еще через два, так что никто из нас никуда особо не торопился. Вокруг стоял шум собравшейся толпы, к которому прибавлялся стук копыт проходивших мимо лошадей, и, тихо разговаривая, мы чувствовали себя в уединении этого пространственного оазиса, где нас никто не мог подслушать.

— Вы все еще злитесь на меня за то, что я вас ударила? — спросила она с оттенком горечи в голосе, так и не услышав моей реакции на ее последние слова.

— Нет, — ответил я с легкой улыбкой.

— Я и вправду решила, что вы грабитель.

— А как бы вы объяснялись с полицией, если бы они приехали?

— Надеюсь, до меня бы дошло и я удрала бы до их появления, — сказала она с грустным вздохом. — Гревил говорил, что если мне всерьез придется воспользоваться кийогой, то надо сразу убегать, не думая о том, что случилось с моим обидчиком, однако он не предполагал, что это может произойти в его собственном доме.

— Меня удивляет, что он подарил вам такое оружие, — мягко заметил я. — Разве это не противозаконно? Он же судья.

— И я тоже судья, — вдруг сказала она. — Мы и встретились с ним впервые на совещании полицейского суда. Я не узнавала, считается ли применение кийоги нарушением закона, но наверняка предпочла бы предстать перед судом за незаконное ношение и применение оружия, чем оказаться жертвой физического насилия, с которым мы сталкиваемся каждую неделю.